Врач – профессия, требующая не только способности работать в режиме интеллектуальной, физической и психологической перегрузки, он должен обладать еще и отличной памятью, быть терпимым, уметь владеть собой. Желательно также иметь способность своим общением благотворно влиять на людей, улучшать их самочувствие. Но, даже обладая всеми этими свойствами, врач не гарантирован от неприятных неожиданностей и казусов. Размышлениями на эту тему поделилась руководитель отделения гематологии ГКБ № 52 Департамента здравоохранения Москвы Елена Мисюрина.
Мы рискуем. Мы пытаемся спасти
Работая в этой профессии более 20 лет, могу сказать: ты в ней или остаешься, или с самого начала уходишь. Остаются те, кто действительно любит свою работу, кому нравится спасать жизнь, помогать людям даже, казалось бы, в безвыходных ситуациях, и самому становиться лучше, профессионально расти. С другой стороны, эта работа требует полной самоотдачи. Возрастают нагрузки, труд врача становится все более интенсивным, в процессе лечения задействуются современные технологии, надо многому учиться, заниматься самообразованием.
При том, что действия врача всегда направлены на сохранение жизни и здоровья пациента, его деятельности сопутствует ряд рисков, идет ли речь об оперативных вмешательствах, терапевтическом лечении или проведении различных обследований. Например, онкопациентам мы вводим химиопрепараты, понимая, что это, условно говоря, яд, агрессивные вещества, способные вызвать нарушения показателей крови, инфекции. Мы об этом говорим пациенту, он подписывает информированное согласие. Провели химиотерапию, чтобы подавить рост опухолевых клеток: до нуля снижаются лейкоциты, тромбоциты, падает гемоглобин. Мы заведомо знаем, что такое состояние продлится от 2-3 недель, что у пациента может развиться пневмония, сепсис, нарушиться работа кишечника, он может попасть в реанимацию и даже погибнуть. Получается, родственники могут сказать: «Вы умышленно убили моего мужа, жену, сына… Вы же знали, что это может привести к смерти, но ввели препараты».
Давайте тогда никого не будем лечить химиотерапией. Сейчас врачи используют любой минимальный шанс, чтобы помочь пациенту, осознанно идут на риск вместе с больным. Но если он в эти минимальные проценты не попадает, то во всех остальных случаях родственники могут подать заявление в следственные органы об умышленном оказании медицинской помощи, повлекшей смерь пациента.
Или когда пациент идет на операцию, то хирург его предупреждает, что могут быть осложнения. Все оперативные вмешательства, наркоз могут иметь определенный процент осложнений. Но хирург оперирует, спасает, принимает решения по факту. Анестезиолог проводит наркоз, зная, что могут быть осложнения.
Получается, что врач, если не окажет медицинскую помощь, будет не прав, а если окажет и возникнут осложнения, то его могут обвинить в причинении ущерба здоровью или в гибели больного. То есть легче ничего не делать, чтобы не было осложнений. Но врач никогда не должен бояться оказывать медицинскую помощь. Невозможно работать, если постоянно думать об «умышленном оказании ненадлежащей помощи».
При этом недовольный пациент всегда может предъявить жалобу, претензию к работе врача. И жалобы бывают совершенно абсурдные. Но, даже когда все это понимают, на них приходится реагировать, проводить клинические разборы. Это занимает время – на одну такую жалобу уходит до двух рабочих дней. Отработав день, врач должен остаться после работы и письменно обосновать свои действия, я бы сказала – оправдаться, предоставить необходимую медицинскую документацию, собрать комиссию и отчитаться, чтобы его обоснования были признаны комиссионно. А если пациент пойдет дальше, то свою правоту врачу придется доказывать в суде.
Меня назначили виновной
В случае с моим делом (Елена Мисюрина была приговорена к 2 годам лишения свободы по обвинению в смерти пациента. Дело получило широкий общественный резонанс – все российское медицинское сообщество выступило в ее поддержку. Следственный комитет продолжает расследование. – Прим. ред.) могу сказать, что имело место не очень профессиональное оказание медицинской помощи в той частной клинике, где погиб пациент.
Есть вопросы к тем, кто возбуждал уголовное дело, переквалифицировал его. К тем, кто проводил судебно-медицинскую экспертизу – с огромным количеством нарушений (и медицинских, и юридических), на что указал Мосгорсуд. Все обвинения строились на домыслах, догадках, ни одного доказательства и факта моей вины не было предъявлено, в связи с чем дело было отправлено на доследование. Любые аргументы, которые я приводила в свою защиту, игнорировались, как и мнение ведущих российских специалистов мирового уровня. От этого просто волосы встают дыбом. Я никогда не думала, что подобные вещи возможны в принципе. Ты живешь в своем профессиональном мире – и вдруг раз, и другая сторона медали: когда ты говоришь «белое», а тебе говорят «это черное». И никакие аргументы не действуют. Тебе не могут предъявить доказательств, а просто назначают виновной. Это ужасно!
И от этого не застрахован ни один врач. Столько сейчас заведено уголовных дел на моих коллег, у которых и так не самые выдающиеся условия работы, есть куда двигаться и есть что совершенствовать в нашей медицине. И что же будет, если мы врачей начнем загонять в угол? Не думаю, что уровень медицинской помощи от этого станет лучше. Ни в одной цивилизованной стране мира нет такого уголовного преследования врачей.
У пациента должно быть доверие к врачу, к которому он обратился за помощью. А врач должен ценить свою профессиональную репутацию, должен знать, что не услугу оказывает, а медицинскую помощь!
Слишком много проверяющих
Сейчас многие жалуются, что на осмотр пациента отведено 7–12 минут. Как нас учили на пропедевтике, его надо раздеть, осмотреть, послушать, собрать анамнез. Как можно оценить состояние больного, если ты этого не сделал? Врач должен собрать анамнез, установить диагноз, назначить необходимые исследования. Он должен понять, в какую сторону идти дальше, дать профессиональные рекомендации пациенту. Представляете, какой синтез происходит в голове у врача?
Но в это же время нужно внести в компьютер большой объем информации для проверяющих. Новые требования к лечебному процессу подразумевают оформление большого количества бумаг, которые врач в амбулатории или стационаре вынужден заполнять. Ведь одна неправильно оформленная бумажка может привести к административному и финансовому наказанию клиники. Это отнимает много времени, отвлекает внимание от пациента, от лечебного процесса. В XXI веке странно осознавать, что 35–40% рабочего времени зачастую занимает бумажная работа. Если брать историю болезни, в ней 30–40% «бумаги», это те вещи, которые врач должен оформить для проверяющих инстанций.
Наверное, должен быть придуман какой-то единый механизм контроля, единая база данных, которая будет содержать в себе все сведения о больных, назначенных лекарственных средствах, койко-днях, расходных материалах, обо всем, что сопряжено с лечением пациента. Чтобы проверяющее лицо при желании могло получить такую информацию самостоятельно, не отвлекая врача.
В московской медицине планируется переход полностью на цифровые технологии, электронные носители, отказ от дублирования записей на бумаге. Будем надеяться, что в ближайшем будущем все изменится в лучшую сторону.
Чтобы все делалось комплексно
Мы вводим новые стандарты, новые требования, говорим, что перешли на новый объем работы, на новый механизм и тайминг. Идея хорошая – оптимизировать работу учреждений и врачей, сократить нерациональное расходование времени. Но при этом остальные технологии сильно запаздывают. Имею в виду, что параллельно должно происходить «подтягивание» информационных технологий, медицинского оснащения, логистики. Должна появиться возможность последовательного перемещения больного из учреждения в учреждение. Чтобы врач не тратил на это огромное количество своего времени: с кем-то созвониться, договориться, уточнить, а возьмут пациента на лечение. Это должно происходить автоматически.
То же и с исследованиями: их делают в одном центре, затем повторяют в другом, переделывают в третьем… Хорошо бы в рамках города создать единый центр, где можно найти данные обо всех сделанных пациентом обследованиях. Хороший опыт в Москве получился с рентгенологическими, КТ-МРТ и ПЭТ-исследованиями.
Важно, чтобы все делалось комплексно. Сегодня нет единой структуры, которая бы объединяла разные направления здравоохранения, интегрировала базы данных. Врач практически все по больному должен решать самостоятельно на разных уровнях.
Сейчас мы живем в другое время, изменились ритмы, отношения. Но, по большому счету, если работаешь профессионально, убежден в важности своего дела, то все получается. И любой врач может оказаться пациентом, никто от этого не застрахован. Уверена, что большинство людей доверяют врачам и уважают их. А все проблемы, организационные моменты, конфликты и прочее можно решить, было бы желание!
Автор: Римма Шевченко
Источник: https://medvestnik.ru/content/articles/Elena-Misurina-vrach-ne-doljen-boyatsya.html