Как будет обновляться высокотехнологичное оборудование в регионах, когда всю бумажную работу российские врачи смогут делать на компьютере, изменятся ли подходы к диспансеризации населения и какие шаги делает Минздрав на пути к персонализированной медицине, в интервью ТАСС в рамках Гайдаровского форума рассказала министр здравоохранения Вероника Скворцова.
— Вероника Игоревна, что на Гайдаровском форуме показалось вам интересным?
— В этом году форум служит ярким примером того, как изменилось отношение государства и финансово-экономического блока к здравоохранению и медицине.Если раньше расходы на здравоохранение часто обсуждали в контексте ограничения ресурсов, направленных на развитие экономики — малого и среднего бизнеса, промышленности, сельского хозяйства, то сейчас во всех выступлениях генеральной линией проходит необходимость инвестиций в здравоохранение и здоровье человека, в увеличение продолжительности активной здоровой жизни.
— В медицинском блоке форума участвовали также японские коллеги. Недавно вы были с рабочим визитом в Японии, где посетили два национальных медицинских центра. Есть технологии, которые нам стоит позаимствовать?
— Те медицинские центры, которые мы посетили, обладают возможностями проводить самые современные и прорывные научные исследования: молекулярно-генетические, протеомные, клеточные. Это позволяет нашим японским коллегам у 20–25% онкологических больных, в том числе детей, на основе полногеномного исследования (определения структуры кодирующих зон молекулы ДНК) выявлять точечные генетические дефекты и устранять их с помощью “персонализированно” созданных генно-терапевтических лекарств. Ясно, что пока это работает не при всех локализациях и стадиях онкологических заболеваний.
Подобные практики сейчас активно разрабатываются и в России. Мы надеемся, что через год-два в медицинскую практику будут внедрены отечественные инновационные препараты, которые сейчас проходят клинические исследования в наших национальных центрах, расширится применение и других компонентов персонализированной медицины.
— Если говорить о российском здравоохранении, то нередко приходится слышать термин “оптимизация здравоохранения” в самых разных смыслах. Что это такое на самом деле?
— В последнее время сам термин стал незаслуженно ассоциироваться с сокращением медицинских организаций, кадров, объемов медицинской помощи. На самом деле это совсем не так. Под оптимизацией нужно понимать комплекс мероприятий, цель которых — повышение доступности и качества медицинской помощи.
— Можете рассказать подробнее об этих изменениях?
— Благодаря той оптимизации, которую мы проводили, были созданы медицинские учреждения межрайонного и межмуниципального (второго) уровня, на базе которых были организованы сосудистые и травмоцентры, отделения интенсивной терапии и реанимации.
Хочу напомнить, что еще десять лет назад, до того как мы запустили сосудистую программу, у нас было всего четыре круглосуточно работающих компьютерных томографа на всю страну. Не было технологий быстрой диагностики и своевременного “открытия” закупоренного сосуда.
Сегодня создана эффективно работающая служба помощи больным с острой сосудистой патологией в каждом регионе страны. За период с 2012-й по 2015 год было открыто 543 сосудистых центра и первичных сосудистых отделений, оснащенных современным диагностическим и лечебным оборудованием, с возможностью осуществления телемедицинских консультаций. Более 1 тыс. томографов обследуют больных круглосуточно. Благодаря работе указанных центров было сохранено 125,5 тыс. жизней.
За несколько лет мы прошли путь, который другие страны проходили за несколько десятилетий. Создание учреждений третьего (регионального) уровня позволило внедрить в большинстве регионов высокотехнологичную медицинскую помощь (ВМП) по основным профилям — более 900 медицинских организаций. В 2006 году в России ВМП получали 60 тыс. больных в год, а сейчас — более 930 тыс.
— А как на эти процессы повлияла компьютеризация здравоохранения?
— Информатизация стала “связующим звеном” между учреждениями здравоохранения различных уровней. Мы обеспечили компьютерной техникой не только стационары, но и первичное звено здравоохранения, а также стали внедрять телемедицинские технологии. Например, обязательным элементом сосудистой программы, о которой я говорила, стала телемедицинская связь между первичными межмуниципальными отделениями и региональными сосудистыми центрами — учреждениями третьего уровня. Эта связь позволила консультировать в любое время суток в ситуации, когда есть данные с приборов, но нет квалифицированного специалиста, чтобы их расшифровать.
Благодаря оперативной телемедицинской консультации в течение пяти минут можно понять, как правильно оказывать помощь больному. Хочу отметить, что по итогам девяти месяцев 2016 года компьютерным оборудованием обеспечено около 457 тыс. рабочих мест врачей, или 65% от необходимого количества. Это чрезвычайно важно, так как позволяет врачам иметь связь со всеми информационными медицинскими базами, с электронной системой клинических руководств по всем основным заболеваниям, простой системой быстрой помощи в принятии решений. Кроме того, это существенно упрощает работу врача с документацией и высвобождает время на непосредственную работу с больными. Наш план — к концу 2018 года достичь 98% покрытия информатизацией всех рабочих мест врачей.
— Внимание в оптимизации в основном приковано к сокращению коек. Прокомментируйте, пожалуйста, этот момент.
— Задачей было не сокращать, а перераспределять те койки, которые работали неэффективно. Более того, предписывалось делать это не в сельской местности или в удаленных районах страны, где трудные климатические и географические условия, а в городах с населением более 50 тыс. человек, то есть там, где реально дублировались общетерапевтические койки и был очень высок процент непрофильных госпитализаций. Так, например, ни в одной стране мира не госпитализируют в медицинские организации больных с хроническими заболеваниями вне обострений. Их лечат амбулаторно или в условиях дневного стационара.
В итоге у нас почти на 37 тыс. увеличилось число коек дневного стационара, выросло на 1,7 млн число пролеченных пациентов в них, в 1,7 раза возросла оперативная активность в дневных стационарах (когда человек после несложных хирургических манипуляций находится под наблюдением несколько часов в условиях дневного стационара, после чего его отпускают домой).
Иными словами, никто не остался и не останется без помощи.
— Объемы и масштабы диспансеризации взрослого населения тоже выросли за эти годы?
— До 2013 года таких масштабных профилактических программ в здравоохранении не было. Максимум в год осматривалось около 500 тыс. работающего населения. Сейчас мы в год смотрим более 22 млн человек, и это только если говорить о взрослых. Благодаря системе направленных скринингов и онкопоиска, ранняя выявляемость онкологических заболеваний за несколько лет возросла с 49% до 58%. За этот же период одногодичная летальность, то есть процент смертельных исходов среди заболевших, снизилась на 24%, а пятилетняя выживаемость превысила 50%.
— В декабре вы планировали детально проанализировать медико-экономические аспекты диспансеризации. Каковы результаты?
— Мы изучили международный опыт и начинаем отказываться от малоинформативных методов, которые традиционно использовались. Это позволило нам переформатировать программу диспансеризации, обогатив ее новыми информативными диагностическими методами, правильно распределив ресурсы. После того как закончится формирование единой государственной информационной системы в сфере здравоохранения, диспансеризация станет более индивидуализированной: план обследования будет различаться не только в зависимости от возраста и пола пациента, как сейчас, но и будет приобретать специфику в зависимости от особенностей здоровья. Поэтому с развитием профилактических осмотров очень тесно сопряжено формирование пациентоориентированной модели здравоохранения.
— В этой ситуации необходимо, чтобы в медицинской системе был кто-то, кто на стороне интересов пациента.
— Да. Для этого мы меняем функционал работников страховых организаций — страховые представители должны стать реальными помощниками и защитниками для каждого пациента. В январе 2016 года были запущены горячие линии и контакт-центры, где операторы, прошедшие специальное обучение, отвечают на любые вопросы пациентов: по правам пациента, по возможности бесплатно получить ту или иную медицинскую помощь, сроках ожидания. С января 2017 года у нас заработает механизм индивидуального оповещения граждан о необходимости пройти диспансеризацию, а по результатам диспансеризации — об отнесении к той или иной группе здоровья.
Те регионы, в которых страховые организации уже пилотно внедрили подобные программы, получают очень позитивные результаты. Например, минимум треть из тех, кто получил СМС-оповещение о диспансеризации, приходят на нее. Таким образом, у людей появляются заинтересованность и понимание того, что их здоровье не безразлично для государства.
— Как обстоит ситуация с обновлением высокотехнологичного оборудования в субъектах? Это было проблемой какое-то время, так как страховые средства на это не направлялись, а собственных в регионах не было.
— Да, такая проблема существовала. Для ее решения мы внесли изменения в законодательство, создав механизм, который позволил уже с января 2016 года резервировать средства территориальных фондов ОМС для обновления тяжелой техники, стоимость которой превышает 100 тыс. рублей за единицу (все, что меньше этой суммы, входит в тариф ОМС и может пополняться оттуда). Так что сегодня эта проблема в правовом поле решена. Отмечу, что в 2016 году регионами запланировано приобретение около 4,7 тыс. единиц медицинской техники и ремонт более 700 единиц медицинского оборудования.
— Вероника Игоревна, продолжают ли сокращаться фельдшерско-акушерские пункты в регионах? Удается ли как-то этому противостоять?
— Количество ФАПов с 2012 года несколько уменьшилось, но при этом появились новые структуры, которых до сих пор не было, — это сельские врачебные амбулатории, и в три раза увеличилось количество офисов врачей общей практики на селе. Если посмотреть в целом, то количество объектов сельской медицины увеличилось с 2012-го по 2015 год на 15%. У нас сейчас работает более 37 тыс. ФАПов и более 4 тыс. сельских врачебных подразделений. То есть в общей сложности более 41 тыс. объектов.
В 2015 году мы создали геоинформационную систему, которая позволяет выводить на карту все населенные пункты с обновляемой численностью населения, всю транспортную инфраструктуру, а также послойно изображать медицинские организации с учетом их профилей и уровней. Таким образом, открываются возможности выделять на карте те населенные пункты, в которых граждане имеют риски неполучения в срок медицинской помощи, и профилактировать возникновение подобных ситуаций.
— Их много?
— Они есть практически в каждом регионе. По каждому субъекту у нас есть перечень населенных пунктов, в которых имеются такие риски. В связи с этим мы помогли каждому региону составить дорожную карту по устранению дефектов, выявленных при анализе геоинформационной системы.
За последние три года увеличилось число производств модульных типовых ФАПов и врачебных амбулаторий — их стало реально возвести в любой части нашей страны в течение двух-трех недель. Стоимость их в разы меньше, поэтому каждый регион может себе позволить в течение нескольких месяцев устранить тот дефицит сельских объектов здравоохранения, который у него есть.
Важно при этом, что вопросы с кадрами в сельской медицине тоже решаются эффективно в последние годы. Федеральная программа “Земский доктор” привела на село более 20 тыс. молодых специалистов – врачей. Ежегодно мы выпускаем из медицинских колледжей около 8 тыс. подготовленных фельдшеров. Многие регионы по аналогии с федеральной программой внедрили региональные программы “Земский фельдшер”. Престиж профессии врача и медицинского работника со средним специальным образованием значительно повысился. Это и гарантирует наше дальнейшее развитие.