В начале февраля в Государственной Думе прошел круглый стол, посвященный проблемам государственной стратегии терапии с онкологическими заболеваниями. В мае планируется еще один. Такое внимание к онкологии не случайно. По данным статистики, онкологические заболевания в структуре смертности вышли на второе место, опередив несчастные случаи, травмы и отравления. О том, как работает онкологическая служба нашей области и какие направления необходимо развивать, рассказывает главный онколог Новосибирской области, доктор медицинских наук, профессор Владимир Евгеньевич Войцицкий.

– Владимир Евгеньевич, чем объяснить рост заболеваемости раком?

– Действительно, последние пять лет отмечается рост заболеваемости. Но применительно к онкологии это не надо воспринимать, как катастрофу. Это говорит о том, что выявляемость больных стала лучше. Это происходит за счет новых технологий, за счет технического оснащения районных больниц, поликлиник, за счет диспансеризации населения, которая проводится в рамках национального проекта «Здоровья». Томографы появились. Сегодня мы стали выявлять опухолей больше, причем на 1-2 стадии. А это значит, что и результаты лечения стали лучше. Мы в прошлом году впервые за много лет снизили смертность от рака на 6,6%. Но тем не менее, треть больных попадает к врачу уже с 3-4 стадией рака. Здесь мы, к сожалению, не можем добиться излечения – только ремиссии. Мы используем химиотерапию, гормонотерапию, оперативное лечение, лучевую терапию – человек лечится более полугода , а то и больше, мы тратим огромные деньги, но эффекта такого не получаем. Да, мы получаем ремиссию, продлеваем жизнь. Человек даже возвращается к труду, в семью, но, тем не менее, мы знаем, что болезнь вернется.

– Что нужно, чтобы болезнь выявляли на ранних стадиях?

– Здесь должно быто несколько направлений. Это, во-первых, активность самого населения. К примеру, каждая женщина должна раз в год прийти к гинекологу или в смотровой кабинет, сделать маммографию ли УЗИ. А если она заметила какое-то уплотнение в молочной железе, то надо быстрее идти к врачу, а не ждать что само пройдет. Раз в год каждый человек должен пройти флюорографию. С этого года будет проводиться всеобщая диспансеризация населения – надо пользоваться возможностями, которые нам предоставляет государство. Во-вторых, это работа врачей первичного звена. Ведь больные попадают вначале не к онкологу, а к терапевту, гинекологу, стоматологу. И надо целенаправленно спрашивать, смотреть. К примеру, у нас в стране, в том числе и в Новосибирске, высокая запущенность по раку полости рта. Визуальная форма рака. До 60 и больше процентов выявляется в последних стадиях. Что люди к стоматологам не ходят? Рот не открывают? Нет настороженности у врачей-стоматологов. И это только один пример. Онкологическая настороженность у врачей первичного звена недостаточная.

– Сегодня важным критерием качества медицинской помощи является доступность. Как с этим обстоит в вашей службе?

– Если речь идет о злокачественной опухоли, то, по приказам, лечение должно быть начато в течение 10 дней с момента постановки диагноза. Мы стараемся в эти рамки попадать. Что касается доброкачественных опухолей, например, мастопатий, то очередность на лечение есть. Но она создана не нами. Иногда на местах не могут правильно оценить ситуацию. При наличии оборудования.

– То есть страдает интерпретация результатов тех же маммографий?

– Да. К сожалению, мало грамотных специалистов, которые, к примеру, читают маммографические исследования. Это не рентгеновские снимки легких, там есть свои нюансы. Нарушается порой принцип маммографии, когда она назначается женщине 30-35 лет. В этом возрасте информативней УЗИ молочной железы. Оптимальный вариант, на мой взгляд, эту позицию и наш министр Ольга Васильевн Кравченко разделяет, – создание единого информационного центра, куда бы стекались снимки и где их бы высококвалифицированные специалисты изучали.

– Лекарственные препараты в онкологии достаточно дороги. Как у вас обстоят дела в плане лекарственной обеспеченности?

– Прошедший год был очень показателен в плане лекарственного обеспечения. Мы имеем практически все препараты, которые необходимы для современного лечения онкологического больного по химио- и гормонотерапии. Финансирование возросло в разы. Мы уже позволяем себе покупать самые современные препараты, так называемая таргетная терапия, когда лекарство доставляется непосредственно на опухоль. Несмотря на ее дороговизну, мы находим способ, чтобы люди, которым она показана, получали ее бесплатно. Если будет такое финансирование и останется, то это станет залогом , успешной работы онкологической службы. Плюс, конечно, оперативное лечение, лучевая терапия. Ведь любая злокачественная опухоль лечится комплексно. Нельзя просто прооперировать человека. Я всегда против, когда человек в плановом порядке оперируется не в онкологическом отделении. Эти люди теряются. Им не назначают химиотерапию через 10 дней после операции, потому что ее там просто нет. Но, к сожалению, те площади, которые имеет областной онкодиспансер и онкоотделения городской клинической больницы № 1, этих объемов просто уже не выдерживают.

– Но ведь есть областная программа по онкологии?

– Да, есть программа. Речь идет о том, что надо строить новый большой онкологический центр с современными большими отделениями, операционными, которые позволяли бы выполнять большие по объему операции, реанимацией, оборудованием. Мы, как врачи, подготовили медзадание, каким мы его видим. Надо стены другие, тогда в этих стенах объединится вся онкологическая служба.

– Как у вас обстоят дела с кадровым обеспечением?

– Онкологов в целом не хватает. Нет дефицита в самом областном онкодиспансере и онкоотделениях горбольницы. Мало того, у нас в отделениях все поколения врачей. Много молодежи. И не то, что они еще учатся, они многое уже могут сами. И есть поколение врачей, которое эту молодежь может поддержать.

Что касается города, то в ряде районных поликлиник есть кадровый дефицит. В области дела обстоят хуже. Чаще всего в районах работает не онколог, а врач, ответственный за онкопомощь, назначаемый главным врачом. Это уже не то. Хотя мы и пытаемся эту проблему решить.

– Сейчас заговорили о необходимости развития паллиативной помощи. Части ваших пациентов это касается напрямую. Не секрет, что с получением адекватного обезболивания у онкологических есть проблемы. Что можно, по-вашему, сделать?

– Что касается обезболивания, то, конечно, таким больным оно нужно. Но я хочу сказать, что с препаратами для этого в городе проблем нет. Препараты есть любые. Другое дело, что у некоторых врачей есть боязнь выписки наркотического препарата из-за очень жестких требований к самой процедуре выписки и списания этих препаратов. Но это наркоконтроль требования предъявляет. Хотя я убежден, что онкологический больной не станет наркоманом. Когда у него синдром болевой, то ему не до получения удовольствия. Как человек и как онколог я бы выступал за смягчения всех требований по выписке этих препаратов для больных. Для онкологического больного должен быть зеленый свет в этой ситуации, потому что для него больше ничего не остается. Но это можно изменить только на федеральном уровне. Но хочу добавить, что паллиативная помощь – это не только обезболивание. К таким больным нужен комплексный подход

– Как Вы видите организацию такой помощи?

– Должно быть несколько уровней. Во-первых, это работа поликлиники, участкового врача. Второй уровень – это специализированные выездные бригады для больных, которые находятся дома. Снять какой-то выраженный болевой синдром. Заменить какую-то трубку, выполнить инфузионную терапию на дому. Третий этап – отделения, куда бы выездные бригады могли доставлять больного для выполнения каких-то манипуляций в условиях стационара. А потом он опять возвращается домой. Кстати, мы предусматриваем такое отделение в новом центре. И еще одно направление – создание хосписа, где человек, чаще всего, уже умирает. Есть ведь такая категория пациентов, которым не могут создать адекватный уход дома.

Кроме того, в онкологической службе необходимо развивать психологическую помощь. Для всех категорий наших пациентов. Иногда эти функции сейчас выполняют священники, иногда бывают попытки каких-то сект проникнуть к нашим больным. А нужны психологи, которые бы грамотно работали с больными в зависимости от ситуации.